В фасадном декоре модерна есть устойчивый набор элементарных форм, которые служат основой для создания всевозможных композиций. Наиболее обычные флоральные мотивы - побег, срезанная (часто цветущая) ветвь, орнаментальные фрагменты растения (цветок, лист, веточка), цельный растительный организм, изображаемый нередко с корнями, и, наконец, классические формы - розетка, гирлянда, букет. В формообразовании модерна эта классика играет явно подчиненную роль, на первый же план выступают два образа - растительный организм и сплетение отдельных мотивов.
Организм - не обязательно законченное и вообще реальное растение. На фасаде доходного дома по Малой Никитской, 10, раскинулись извилистые стебли с широкими цветочными венчиками и листьями двух разных форм; точка роста, из которой исходят все эти побеги, стыдливо прикрыта листком плюща - «тайна сия велика есть». На фронтоне Поземельного банка в Пензе (проект петербургского архитектора А.И. фон Гогена) гибкие зазубренные листья, цветочные почки и живые распустившиеся венчики растут из единой точки, прикрытой орнаментальной, условной розеткой. Такая же розетка наложена на место разделения верхних стеблей. Однако во всех, даже самых фантастических, комбинациях ощущается животворящее и объединяющее начало, становление и развитие форм, ощущение целостности, способность к экспансии.
Мозаика отдельных флоральных мотивов порой производит эклектическое впечатление. Но как бы ни были разделены и разнородны эти декоративно-изобразительные элементы, почти всегда можно проследить внутреннюю логику и энергию замысла, сплетающую из них разумный узор. На фасаде особняка по Волжской улице, 22, в Саратове мотив цветочного куста изображен четыре раза - в нижней части фасада он стеснен отведенным ему пространством, выше подобный куст растет свободно и пышно, под крышей растение образует прочный вертикальный ствол, прорывающийся сквозь архитектурную раму, а круглое фигурное окно уподоблено вееру листьев.
Свертывание изобразительного сюжета до краткого, заряженного ассоциациями мотива и создание новой, дышащей смыслом структуры из таких мотивов - общий принцип искусства модерна. Лейтмотивы музыкальных драм Вагнера, композиция «Трилистников» Иннокентия Анненского и пульсация древнерусских декоративных образов на фасаде московского дома Перцова - явления, однородные по способу своего создания и воздействия. В последнем случае Малютин сталкивает подлинно традиционные мотивы - Сирин на ветке, солнечный лик, зубастые морды «коркодилов» - с фантазиями на древнерусские темы: борьба дня и ночи, олицетворенная схваткой быка и медведя, исполинские побеги, прорастающие под балконом, страшные и смешные дракончики, прикованные рядом с ними и уподобленные развивающимся, но несвободным растениям.
Флоральные композиции можно разделить на два вида - однородные по набору мотивов, как цветущие ветви на фасаде самарского Гранд-отеля, и разнородные, осложненные введением архитектурных, сюжетных, зооморфных и антропоморфных форм. Этот вид композиции богаче символическими и ассоциативными возможностями. Известнейший балкон во дворе петербургского дома Лидваль на Каменноостровском проспекте украшен изображением паука, сидящего в центре своих тенет, и обрамляющих подсолнухов. Как во всяком подлинно символистском произведении, сюжет и смысл здесь до конца не прояснимы. Однако ассоциация с днем (солнечный цветок) и ночью (паутина - солнце ночи - изображена, например, в финале «Сонаты звезд» Чюрлениса) рождается у большинства зрителей.
Кроме того, композиция может быть цельной - вязкая масса обтекает фасады дома Филатова на Остоженке, 3, непрерывные жгуты обвивают упоминавшийся особняк в Сызрани - или распределенной. Все пять этажей дома по Большому Козихинскому, 4, украшены разными растениями, которые в совокупности дают цельный образ. Точнее, цельную ткань, в которой попадаются и мнимо случайные узелки и вставки. Но разве случайны в декоре дома Перцова фигуры дракончиков, уподобленные хищным растительным побегам?
Распределенная флоральная композиция, где цельный образ создается из суммы впечатлений от отдельных частей декора, присутствует уже в абрамцевском храме. Процветшие кресты на стенах, реалистические изображения цветов на деревянной кафедре, майоликовые растения в основании купола, извивающиеся узоры в тимпане часовни и трогательные цветы-крестики на ее главке - элементы одного образа, райского вертограда, который раньше изображался в виде декоративных, обрамляющих фрески ветвей. Разведение мотивов - речь идет и о расстоянии, и о сюжетном наполнении - в архитектуре модерна служит средством создания сильных напряжений, богатого ассоциативного поля. В вязкой декоративной массе дома Филатова проглядывают то мелкие розочки, среди которых скрыты уподобленные им зловещие женские лики, то цветущие стебли, то фантастические рога, то фигуры морских животных. Причудливо варьируется образ процветшего креста на фасадах Покровского храма Марфо-Мариинской обители. Растительные извивы помогают Щусеву изменить восприятие архитектуры, вовлечь зрителя в мир архитектонических иллюзий. Один из архангелов, что обрамляют боковой вход, стоит на клубящемся растительном орнаменте, растущем снизу, от фундамента храма. Второй изображен стоящим на похожем узоре, но он произрастает из «папортков» ангельского крыла и вьется атектонично, «духовно» - сверху вниз.
В декоративных композициях модерна, как правило, есть еще один плодотворный спор - между узором и сюжетом. Трудно определить границу между сюжетным и орнаментальным изображениями в фасадах дома Сокол и особняка Рябушинского, дома герцога Лейхтенбергского и виллы Жуковского в крымском Кучук-Коя. Зыбкая граница между изобразительным и выразительным началами - не изъян, а завоевание искусства модерна. Итогом становится декоративно-изобразительная композиция, символическая энергетика которой зиждится на множестве сопоставлений, визуальных и смысловых парадоксов. Нужно ли удивляться алогичности декора гостиницы «Метрополь», где в майоликовых панно соседствуют сюжеты «Принцессы Грезы», «Клеопатры», «Весны», процессия древневосточных жрецов на фоне пирамид, стайка наяд, вспугнувших стайку лебедей, а под классичными группами влюбленных в саду расположен фриз с любопытными черными кошками? Не следует ли искать общий замысел, суммирующий аккорд и там, где мы его на беглый взгляд обнаружить не можем? Более понятные, «читаемые» композиции заставляют со вниманием отнестись и к внешне бессмысленным скрещениям мотивов.
Яркий пример символической композиционной логики в растительном декоре - фасад доходного дома по Большому Козихинскому переулку, 10. Над окнами первого этажа изображены оскаленные львиные пасти, окруженные веером тонких побегов, а в обрамлении входов - лисьи либо волчьи головы и виноградные грозди. Первое сочетание ассоциируется не только с львиными масками классицизма, но и с гибридными, растительно-зооморфными формами модерна. Прием повторяется в сандриках верхнего этажа, где грозно выгнувшиеся кошки окружены извивающимся плющом. Второй же составной мотив невольно напоминает басню о лисе и винограде. Растительный убор следующего яруса изображает узколиственный куст, растущий из замкового камня оконной арки. Выше расположен карниз, а над ним - стебель с тремя зонтичными соцветиями. Нам непонятно, что это - два отдельных растения или части одного. Такой прием - создание загадочного впечатления при помощи обычных растительных мотивов - встречается многократно, например, в консоли особняка Миндовского. Приглядевшись, мы обнаруживаем на козихинском фасаде еще один загадочный составной образ. Пышный стебель с зонтичными соцветиями упирается в архитектурную раму, а над ней вырастает крылатая женская полуфигура. Это триумф составного мотива, триумф, подготовленный менее масштабными и более привычными сочетаниями. Из биполярных ячеек образного смысла, из малых комбинаций создается цельное полотно, дышащее возможностями инобытия, ухода от визуальной и сюжетной обыденности.
Всякая система рождается из взаимодействия ее элементов. Растительные формы модерна ищут не только опору, но и друг друга. Простейший случай их взаимоотношений - соединение двух и более форм при помощи листвы, боковых побегов либо усиков. На уличном фасаде скоропечатни Левенсона в Трехпрудном переулке Шехтель изображает две крупные срезанные ветви цветущего чертополоха. А на угловой башне две подобные, но изменившие форму и размер ветви соединены в композицию горизонтальным поясом колючих листьев.
В декоре часто изображается момент встречи живых и динамичных растительных мотивов. На фасаде дома Л.М.Харламова по Театральной улице, 8, в Петербурге две группы растительных щупалец принюхиваются друг к другу, как две улитки. Наименее конфликтный способ контакта двух растений можно назвать объятиями: они обвивают, оплетают друг друга своими руками-листьями. Так превращаются в крохотную композицию два стебелька-палочки на фасаде дома по Мясницкой, 18. Но лобовая встреча растений неизбежно ведет к одному из двух вариантов - союз или конфликт. Мастера модерна с удовольствием показывают выплеск накопившейся энергии, придают особый характер сталкивающимся формам и образующейся на наших глазах композиции. Настороженно щетинятся, скрещиваются как шпаги узкие листья соседних растений на майоликовом панно саратовского дома по ул. Дзержинского, 8. На консолях «небоскреба Нирензее» в Большом Гнездниковском переулке волны аканфа вздымаются навстречу друг другу, клубятся и сцепляются в равносильном поединке. Похожее, но менее драматическое столкновение изображено выше, на фризе этого же здания.
Графический и динамический рисунок составных образов формируется двумя универсальными силами - притяжением и отталкиванием. Компактные композиции легко разделить на центробежные и центростремительные. Центробежные - расходящиеся веером или от одного ствола ветви, спиральный или дуговой уход побегов от центральной точки либо оси. Центростремительные - направленные внутрь, к центру, клювики побегов, головки цветков, извивы листьев, рамки и разрастания на поверхности стены. Эмоциональный настрой таких композиций бывает очень разным. Впечатление вялости, нерешительности, колышущейся подводной меланхолии производит центробежная композиция на Малой Никитской, 10. Энергично и упруго вырываются из волнообразной среды линии-побеги на решетке особняка Дерожинской. Плавно, но мощно выгибаются и разворачиваются внутрь растительные лапы на капители особняка Миндовского.
Двойственность впечатлений, лежащая в основе стиля модерн, прекрасно передана в наиболее типичном, «двунаправленном» виде декоративной композиции. Она соединяет центробежное и центростремительное движение. Водовороты листьев окружают плоды в декоре Кучук-Коя; манерно сближаются и расходятся ветви на фасаде особняка Новокрещеновой; клубятся и образуют двуспиральную форму морских коньков декоративные массы в оформлении доходного дома герцога Лейхтенбергского по Большой Зелениной улице, 28, в Петербурге. Не потому ли модерн так любил S-образные линии, что они выражают нерасторжимую связь притяжения и отталкивания, дружбы и вражды форм? В композициях высшей сложности подобные извивы сочетаются по два, порождая две пары полюсов и вечную круговую пульсацию эмоциональных энергий.
Сложная работа над трансформацией и скрещиванием растительных мотивов придает им новые, пространственные качества, без которых невозможно создание символического образа сада. Из соединения, взаимного оплетения, стычки и борьбы элементов возникает ощущение пространства, расположенного между ними. Качественный скачок, переход от лежащих на стене ветки или цветка к трехмерному существованию виден даже в простейшей композиции «распределенного» типа на фасадах типографии Левенсона. Дополнительную жизненность, аналогическую силу придает этим образам взаимодействие с архитектурой здания.