Модерн был на редкость разнолик. Мы не в состоянии постичь разнообразности даже живописного модерна: и весьма непохожих художников “Мира искусства”, и В.Билибина, и Н.Кустодиева, и В.Борисова-Мусатова. Мы до сих пор не договорились о модерне в литературе, а , между тем, акмеисты — безупречный и безвопроссный модерн. Д.Сарабьянов, автор единственной в России прекрасной книги о модерне, когда-то убедительно доказывал нам, студентам, в спецсеминаре, что модерн не похож на другие стили: не по множеству совпадений черт определяется, а по совпадению одной или немногих черт. Объездивший всю страну (не вашу РФ, а историческую Россию), автор этих строк заверяет, что модерн — везде.

И это — прекрасно! В России был рижский модерн, мрачный петербургский модерн, любящий других московский модерн, сытый самарский модерн, неожиданно ждущий приключений нижегородский модерн, “щирый” полтавский модерн и настороженно-боевой пограничный Чернигово-сумской. Сказочно, запредельно свободный томский модерн. И Тюмень, вообще не пожелавшая иметь какой-либо модерн. Все сие означало, что модерн стал не только национальным стилем но и стилем Империи, ибо Империя — многообразна! И если бы не вонючие революционеры, мог бы быть и модерн нивхов, и нганасан, беспредельно усложняя и обогащая русский модерн. Англия была первой страной модерна, Россия стала величайшей страной модерна. А.Бенуа понял это, когда всерьез предложил упразднить Министерство императорского двора, взамен которого создать Министерство культуры, которое решило бы вопросы создания имперской культуры. Уходила петербургская бюрократическая унификация, уходило деление страны на столицу и провинцию, чему двести лет мешала Москва (поклонитесь ей!), восстанавливалась в модерне имперская Русь во всем блеске ее.

Л.Н.Гумилев как-то сказал за чаем по другому поводу и никогда не опубликовал нечто весьма значительное, а ваш автор ждал, грешен, когда к слову придется: “Старое никогда не борется с новым. Борются две формы нового. А старое уходит само”. Новыми были не только В.Ульянов, П.Милюков и прочая, простите, сволочь, но и П.Столыпин и сам последний Государь. А старая бюрократия… так то мы сами виноваты.

В каком году закончилось барокко? Классицизм? Бред пьяного профессора, правда? Модерн пал смертью храбрых 2 марта 1917 года. Пал как св. Андрей Боголюбский, у которого, прежде чем убить, украли меч.

Очевидно, носителями западничества, противниками возврата в новых формах к национальной традиции были преимущественно две социальные группы: старая бюрократия, особенно, высшая, и радикальная интеллигенция. Обе они — и сановники, и разночинцы-недоучки — принадлежали старому. Им бы обеим полагалось “уйти самим”. Конструктивно сопротивляться новому старое не может: посмотрите на современных бессильных коммунистов! Но гадить — могут. Бюрократию оттесняла крепнущая демократическая земская тенденция. Но бюрократия еще могла антибюрократическое движение трансформировать в антигосударственное (вспомним 9 января 1905 года). Революционеры теряли почву: образованная молодежь зачитывалась “Вехами” и возвращалась в Храм, крестьяне становились бескомпромиссными врагами революции в ходе столыпинских реформ. Оставалось убивать. Ключевую фигуру “нового” — П.А.Столыпина — убил М.Богров, революционер и стукач охранки одновременно. Символично, неправда ли.